Алиса услышала, как кто-то подходит, и обернулась, предполагая увидеть Неда или Перкинза. Узрев Моргана, она застыла, потом заморгала, не веря собственным глазам. Бессчетны те ночи, когда ей снилось, что они снова вместе, и теперь она не совсем верила, что он на самом деле перед нею. Но тут он подошел совсем близко и заговорил:
– Добрый день, мисс Каррингтон, – произнес он неприветливым, холодным тоном.
Пока Морган подходил ближе, Алиса не шелохнулась. Лицо ее медленно бледнело, пока в нем не осталось ни кровинки, но ее глаза, полные недоверия, неотрывно смотрели на него.
После многих месяцев ожидания и надежд его внезапное появление казалось невозможным. Герцог что-то сказал, но она не восприняла слов. Ум заторможено внимал тому, что было перед глазами, и она просто упивалась видом.
Видела, как напряжены широкие плечи, как гневно сверкают искрящиеся серые глаза. Горделивый, высокомерный и неотразимый, прямо с первого взгляда – точно такой, каким и помнила. И все те долгие бессонные ночи, которые пережила, лишь убеждая себя, что больше он ее нисколько не волнует, в единый миг куда-то исчезли. Глядя в серебристо-серые глаза, те самые, что ей являлись в снах и грезах с того мгновения, когда узрела их впервые, Алиса поняла всем сердцем, что никогда не переставала любить Моргана.
Он остановился прямо перед нею. Не посмотрел ей в лицо, а опустил взор, явно невольно, к ее вздувшемуся чреву. И она, проследив за его взглядом, тоже уставилась на свой огромный живот.
Так они и стояли, уткнувшись взорами в ее живот и ожидая, что первым заговорит другой. От тягостного напряжения нервы Алисы сдали, и она отступила на шаг. Приподняв корзину чуть повыше, она прикрыла ею, как щитом, себя и свое дитя от напористого взгляда герцога. Это движение взъярило его.
– От меня? – процедил он сквозь зубы. Разумеется, он знал, что от него, но страдание и гнев, раздирающие душу, вынудили к жестокости его язык. Мозг кипел от обвинений, сердце похолодело от недоверия, и Морган бросил ей это, чтобы ранить ее так же, как ранила она его, утаив из эгоистических побуждений существование дитя.
Лицо Алисы совершенно побелело, глаза полыхнули от возмущения.
– Как вы смеете?!
Она задохнулась от ярости. Глаза наполнились слезами, боль сдавила хрупкое сердце. Чувства оскорбления и гнева, столкнувшись, сплелись воедино, и она, размахнувшись, со всей силой влепила ему пощечину. И разразилась мучительными рыданиями.
Морган, застигнутый врасплох ее выпадом, но не слишком удивленный такой реакцией Алисы, рассеянно потер ушибленное место. Ведь он сам, хоть и непреднамеренно, спровоцировал ее. Сквозь туман в голове до него дошел ее страдальческий плач, и его злость поутихла. И он расслышал в ее рыданиях неприкрытую муку, обнаженную боль и непроизвольно протянул руки, чтобы обнять и успокоить.
– Не прикасайтесь! – прошипела она, задыхаясь от всхлипов.
Сопротивляясь объятиям, она изворачивалась и извивалась, пытаясь вырваться из его рук, но его уже нельзя было остановить.
– Ну хватит, – сипло прошептал он и нежно, но твердо, прижал ее к своей широкой груди.
Устав сражаться, она прекратила борьбу, но вся напряженно сжалась. Он нежно гладил ее по волосам, по спине, смягчая напряженность ее тела, словно стараясь стереть ту муку, что породил в ее душе. И она постепенно расслабилась, нехотя отдаваясь уюту его забот.
Наконец рыдания ее совсем утихли. Достав из кармана, Морган дал ей свой белоснежный полотняный платок. Она взяла его, отошла в сторону и громко, совсем неподобающим для леди образом, высморкалась. Морган на это лишь слегка улыбнулся. Она не вернула ему платок, положив его в карман своего платья.
Он стал близко к Алисе, так близко, что мог уловить аромат свежести, исходившей от нее. На ней было простое, неприталенное платье из розового муслина с высоким гофрированным воротничком и полурукавчиками. При ее высоком росте и худом телосложении особенно большим казалось бремя ее ноши. Его рука нерешительно нависла над ее животом, ему очень хотелось нежно погладить эту живую округлость, но он не решался, ибо не знал, позволит ли она дотронуться до себя еще раз.
– Может, присядем? – предложила Алиса, нарушив наконец молчание. Она обессилела и физически, и морально. – Я теперь быстро устаю.
Герцог сразу проявил заботу о ней, вновь неотрывно глядя на ее чрево, где покоился их ребенок. Когда они шли к большой скамье под дубами, Алиса отметила, что Мейвис уже нет в саду, и обрадовалась. И лишь горячо взмолилась о том, чтобы старая няня ушла раньше и не стала бы свидетельницей постыдного поведения их обоих – ее самой и герцога.
– Когда? – просто спросил герцог, когда они сели. И она поняла, о чем речь.
– Ребеночек родится в декабре, думаю, перед Рождеством.
– Кто знает об этом?
– Только Мейвис, Перкинз и Нед. А теперь еще и вы, конечно.
– Почему, черт возьми, ты меня не известила? Просто не могу поверить, что ты утаишь от меня такое важное событие.
Алиса слышала, как он старается, но не может подавить в себе гнев. Она не поняла вопроса. Он ведь не мог не знать о ребенке. Она же написала ему так, как он советовал.
– Почему мое дитя должно интересовать вас? – спросила она уныло. – Вы же только что громогласно вопрошали о его отце.
Морган пристально посмотрел на нее.
– Это мой ребенок, – заявил он твердо. – Почему ты мне не сообщила?
– Я писала вам, – мягко сказала она. – Дважды. – Его собственническое заявление о том, что ребенок – его, всколыхнуло волну теплых чувств в ее израненном сердце.