В сетях любви - Страница 48

Но все это было напрасно. Все ее старания пропали даром, так как герцог никогда не получил ни одного из этих писем.

Анри Дюпонсу нравилось быть шпионом. Он любил и тревожное возбуждение, порождаемое опасностью, и, разумеется, деньги. Он был не из тех, кто шпионит из преданности своей стране или идее. Он шпионил потому, что при этом доходил до предельного возбуждения.

Тот факт, что шпионаж рассматривался как особо тяжкое преступление, караемое смертью, нисколько не заботил Анри. Чтобы казнить кого-то, надо сначала его поймать, как резонно заключил Анри, но он-то не собирался дать себя поймать. Ни за что. Он ведь слишком умен для этих тупых английских властей.

Информацию для французов добывать до смешного легко. Так называемая британская аристократия знает все обо всем, но совершенно не умеет держать язык за зубами. Выпьешь в светском обществе с кем-нибудь пару рюмок, поиграешь с кем-то в карты – и уже представляешь, кто в министерстве обороны располагает нужными сведениями. А дальше – проще: остается только внедрить своего человека, а знать ведь меняет слуг как перчатки. Когда агент внедрен, в дело включается Сокол. Даже после многих месяцев совместной работы Анри продолжал благоговеть перед талантами Сокола. Не было еще случая, чтобы коварный, безжалостный и ловкий Сокол не достал искомых документов. Хотя этого шпиона изначально натаскивал сам Анри, он теперь признавал, что способности Сокола достойно соперничают с его собственными.

В гостиную вошла Мадлен Дюпоне и отвлекла Анри от работы. На ней был тонкий, полупрозрачный, небрежно повязанный поясом пеньюар. Она подошла к Анри сбоку и, робко пробежав пальцами по его волосам, соблазнительно потерлась о него своим гибким телом, привлекая к себе внимание. Они только что провели целый час в постели и, казалось, совершенно иссякли, но ее поведение, напомнившее ему, как он глубоко вонзался в ее алчущую плоть, заставило его снова восстать.

– Пойдем в постель, Анри, – надула губки Мадлен и дразняще выставила груди. – Мне без тебя одиноко.

– Ну и ненасытная же ты сучка! – фыркнул он раздраженно. – Ты же знаешь, что мне надо скопировать эти документы и отдать их обратно Соколу до шести вечера. Их следует вернуть хозяину прежде, чем он обнаружит пропажу.

– Сидишь тут часами, – заныла Мадлен. – Почему так долго?

– Я применил новый код, – признался Анри, – а он очень сложный и требует полного внимания.

– Другой код? Опять? Ну почему Сокол все время настаивает на изменении кода?

– Потому что у нас постоянно меняются курьеры, а Сокол не хочет садиться на скамью подсудимых, если курьера схватят. Разве не разумно?

Мадлен состроила гримасу, показав свое отношение ко всему этому.

– Не знай я тебя лучше, мог бы подумать, что ты ревнуешь меня к Соколу, – подразнил Анри.

– Ха! – отозвалась она и тряхнула длинной гривой своих каштановых волос. – Даже смешно!

Мадлен, вопреки всеобщему мнению, не доводилась ему родной сестрой. Она была его сообщницей и любовницей и дома помыкала им так же, как он притворно ею на публике. Оба они были беспризорными оборванцами и едва выживали на улицах революционного Парижа, когда их подобрал Филипп Лобер. Он удирал с родины, а его сестра заплатила ему большие деньги, чтобы он увез ее двух детей. Он не слишком-то нянчился с малышами, те заболели и умерли. Филипп был очень расстроен этим, ибо дети были ему нужны как предмет опеки, необходимой, чтобы получить доступ к огромному состоянию Дюпонса. И Филипп выдал маленьких тогда Анри и Мадлен за своих племянников. Потом его сестре с мужем отрубили головы на гильотине, и Филипп стал обладателем их банковских вкладов, размещенных за пределами Франции. Беглая троица поселилась в Англии, где была принята с распростертыми объятиями в английском светском обществе: пара сироток и их «дядя», умудрившийся вырвать своих малолетних подопечных из пасти смерти.

В светском обществе первостепенную важность имеют внешний вид и манеры, и Филипп заставил своих подопечных обрести и то, и другое. Филипп был безжалостным, бессовестным типом, лишенным каких бы то ни было моральных устоев, и эти свойства он передал Анри и Мадлен. Эти двое хорошо усвоили его уроки, а дар к обману у них был от природы, и они прекрасно устроились.

– А это что такое? – спросила Мадлен, рывшаяся в бумагах на письменном столе Анри, поднимая два белых конверта из Вестгейт-Мэнора.

– Эти, – Анри небрежно отмахнулся, – я захватил по ошибке. Письма герцогу Джиллингему. Написано «Лично», показались важными. Но там – ничего. Какая-то дура просит совета у герцога о свадебном подарке Тристану с Каролиной.

– Положить их в стопку возврата?

– Не надо. Я взломал на них печати, а восстанавливать нет времени. – Анри продолжал выводить какие-то закорючки на бумаге еще несколько минут, потом отложил перо. – Вот. Закончил, – произнес он с удовлетворением. – Теперь поди ко мне и покажи, как ты соскучилась.

Время шло, а от Моргана вестей не было. Алиса все больше страдала. Мутило ее теперь гораздо сильнее и непредсказуемо. Она уж и не знала, когда ей станет худо и она бросится прочь, зажав рот и задыхаясь от рвотных позывов. Это очень осложняло ее жизнь. Она была уверена, что мистер Уолш считает ее серьезно больной, ибо по два раза на дню, прервав его на полуслове, она вылетала из помещения и ее рвало.

По совету Мейвис Алиса стала носить в карманах платья грубые галеты и грызла их всякий раз, когда ее начинало мутить. Это ей немного помогало, и Алиса была признательна Мейвис, знавшей все, что облегчает страдания будущей матери. Алиса полностью полагалась на ее советы.